so clumsy
Не феникс
Панси подумала, что Драко уставился на висящую в Трофейном зале фотографию гриффиндорской квиддичной командой, совсем как СтреКоза — на свой хрустальный шар, в тот самый момент, когда он отвернулся от снимка и сказал:
— Идиоты.
— Что? — рассеянно переспросила она.
Драко смерил ее сердитым взглядом.
* * *
По правде говоря, Драко вел себя отвратительно, особенно после игры с Гриффиндором, особенно после проигрыша. Он и был отвратительным. Но гораздо важнее оставалось то, что при всем этом он не выглядел жалким; поэтому Панси готова была немного потерпеть. Иногда у нее мелькала мысль, что будь он более уродлив и менее самоуверен, или, иными словами, не будь он Малфоем, его с полным правом можно было бы принять за обновленную версию Снейпа.
Хотя, когда по вечерам в гостиной Драко устраивался на диване у камина и окидывал сокурсников лениво-одобрительным, как у полководца, принимающего свой тысячный парад, взглядом, он больше всего напоминал ей Локконса.
Однажды она произнесла это вслух, и благодушие Драко исчезло быстрее, чем шоколадный кекс в глотке Грега.
— Этого кретина, который написал, что в одиночку расправился с десятком вампиров?! — возмущенно выплюнул он.
— Я так и знала, что ты читал, — ласково улыбнулась ему Панси.
Позже к ней подошел Блэйз и спросил, что она сказала, отчего Драко зарумянился.
Панси ответила, что они обсуждали сексуальные привычки МакГонагалл, и Драко делился очень интимным опытом.
* * *
Снобизм не считался в их кругу таким уж недостатком, главным злом, этим золотым тельцом, на алтарь которому Драко приносил все новые и новые жертвы, было, как подозревала Панси, неумение вовремя остановиться.
Игра для него никогда не оставалась просто игрой, он играл так, словно на кону стояла его жизнь. И каждый проигрыш был смертью. Но Панси ни разу даже в мыслях не сравнила его с фениксом. С подбрюшьем флобберчервя — да, когда он запер ее в туалете Плаксы Миртл; с фениксом — ни разу.
* * *
Его любимый цвет — черный.
Его нелюбимый школьный предмет («от которого тебя тошнит», как сформулировал Винс) — уход за магическими животными.
Его самый добрый поступок — а разве он не осчастливил всех, что учится на их курсе? — слова, встреченные снисходительным и немного язвительным молчанием.
Его самая грязная мечта (когда в игре закономерно закончились невинные вопросы) — «слишком много, чтобы ограничить себя одной».
Его самый большой страх… Дура Миллисент влезла со своим «появится в Большом зале непричесанным». Драко принял разочарованно-высокомерный вид и отмолчался. А Панси было интересно.
Она уже видела, как Драко открывает свой сундук и из него выскакивает боггарт, принимающий форму… форму жалкого Драко?.. И тут Панси поняла, что не стала бы устраивать ему такой сюрприз, даже если бы знала, где достать боггарта.
* * *
Когда в ЕП появилась статья об аресте Люциуса Малфоя, Драко выглядел ошарашенным, злым, растерянным, но больше всего злым. Он подошел к фотографии висящей в Трофейном зале, долго, прищурившись, смотрел на нее и больше не напоминал ни Трелони, ни Локхарта.
«Отомщу», — прочитала по его губам Панси, и ей стало страшно, потому что она знала, что Драко не умеет во время останавливаться.
Панси подумала, что Драко уставился на висящую в Трофейном зале фотографию гриффиндорской квиддичной командой, совсем как СтреКоза — на свой хрустальный шар, в тот самый момент, когда он отвернулся от снимка и сказал:
— Идиоты.
— Что? — рассеянно переспросила она.
Драко смерил ее сердитым взглядом.
* * *
По правде говоря, Драко вел себя отвратительно, особенно после игры с Гриффиндором, особенно после проигрыша. Он и был отвратительным. Но гораздо важнее оставалось то, что при всем этом он не выглядел жалким; поэтому Панси готова была немного потерпеть. Иногда у нее мелькала мысль, что будь он более уродлив и менее самоуверен, или, иными словами, не будь он Малфоем, его с полным правом можно было бы принять за обновленную версию Снейпа.
Хотя, когда по вечерам в гостиной Драко устраивался на диване у камина и окидывал сокурсников лениво-одобрительным, как у полководца, принимающего свой тысячный парад, взглядом, он больше всего напоминал ей Локконса.
Однажды она произнесла это вслух, и благодушие Драко исчезло быстрее, чем шоколадный кекс в глотке Грега.
— Этого кретина, который написал, что в одиночку расправился с десятком вампиров?! — возмущенно выплюнул он.
— Я так и знала, что ты читал, — ласково улыбнулась ему Панси.
Позже к ней подошел Блэйз и спросил, что она сказала, отчего Драко зарумянился.
Панси ответила, что они обсуждали сексуальные привычки МакГонагалл, и Драко делился очень интимным опытом.
* * *
Снобизм не считался в их кругу таким уж недостатком, главным злом, этим золотым тельцом, на алтарь которому Драко приносил все новые и новые жертвы, было, как подозревала Панси, неумение вовремя остановиться.
Игра для него никогда не оставалась просто игрой, он играл так, словно на кону стояла его жизнь. И каждый проигрыш был смертью. Но Панси ни разу даже в мыслях не сравнила его с фениксом. С подбрюшьем флобберчервя — да, когда он запер ее в туалете Плаксы Миртл; с фениксом — ни разу.
* * *
Его любимый цвет — черный.
Его нелюбимый школьный предмет («от которого тебя тошнит», как сформулировал Винс) — уход за магическими животными.
Его самый добрый поступок — а разве он не осчастливил всех, что учится на их курсе? — слова, встреченные снисходительным и немного язвительным молчанием.
Его самая грязная мечта (когда в игре закономерно закончились невинные вопросы) — «слишком много, чтобы ограничить себя одной».
Его самый большой страх… Дура Миллисент влезла со своим «появится в Большом зале непричесанным». Драко принял разочарованно-высокомерный вид и отмолчался. А Панси было интересно.
Она уже видела, как Драко открывает свой сундук и из него выскакивает боггарт, принимающий форму… форму жалкого Драко?.. И тут Панси поняла, что не стала бы устраивать ему такой сюрприз, даже если бы знала, где достать боггарта.
* * *
Когда в ЕП появилась статья об аресте Люциуса Малфоя, Драко выглядел ошарашенным, злым, растерянным, но больше всего злым. Он подошел к фотографии висящей в Трофейном зале, долго, прищурившись, смотрел на нее и больше не напоминал ни Трелони, ни Локхарта.
«Отомщу», — прочитала по его губам Панси, и ей стало страшно, потому что она знала, что Драко не умеет во время останавливаться.