[so-clumsy]

Раз пошла такая пьянка... Буду складывать сюда все, что напишется.

Дженовые драбблы по СПН

Дело

У Джона в жизни осталось два дела: отомстить за жену и вырастить сыновей. И с обоими он справляется паршиво.
Прошел почти месяц, 22 дня, полиция прекратила следствие, все уверены, что это был несчастный случай.
На сервисе, где он еще иногда появляется, на него смотрят с жалостью, и это раздражает до печенок, – так домохозяйки следят за героями своих сериалов: с сочувствием и любопытством.
С той ночи Дин не произнес ни слова, – няня говорит, что он самый тихий ребенок из всех, кого она знает, – и Джона раздирает на части от гнева и страха.
У Сэмми режутся зубки, он надсадно плачет, заходится криком и замолкает лишь от усталости, а бывший морской пехотинец, бывший удачливый совладелец автосервиса, бывший счастливый муж чувствует себя беспомощным, как семимесячный младенец.
Джон открывает дверь съемной квартиры, и его встречает присматривающая за детьми Энн. Он кивает ей, договаривается, чтобы она пришла на следующий день, и с облегчением остается с сыновьями один. Он уже не ждет, что Дин выбежит к нему навстречу, заходит в комнату и видит, как тот сидит перед телевизором, по которому крутят рекламу, а Сэмми в кои-то веки тихонько посапывает в кроватке.
– Привет, парень, – все-таки пробует Джон.
Дин смотрит на женщину, рассказывающую о новом блендере, и Джон шагает к нему, треплет по светлым волосам.
– Как вы тут? – продолжает он: так он мог бы разговаривать с собакой, – не ожидая ответа.
Сэмми легонько ворочается, – Джон замирает на месте, меньше всего на свете ему хочется, чтобы квартиру огласили неуемные вопли. Он идет на кухню, достает из холодильника молоко и кусок пиццы, с подоконника притягивает к себе пакет хлопьев. Пицца отправляется в микроволновку, молоко и хлопья – для Дина. Джон смотрит на них, садится на стул и устало трет руками виски. С ним что-то происходит, – он не понимает, что. Глаза зажмурены, тяжело дышать, и с каждым разом вдохнуть все сложнее. Микроволновка пищит, Джон слышит, но не встает; на ощупь он тянется к столу и осторожно прижимается к нему лбом, давит все сильнее. Что-то дергает его снизу, но он не обращает внимания, немного поворачивает голову и бьется виском об угол.
– Папа!
Следующее, что он понимает: он сидит на полу, прижимая к себе Дина, который вцепился в него изо всех сил.
– Все хорошо, сынок, – шепчет он, – все хорошо. Просто устал.
Дин молчит, не отпускает его и, кажется, старается не разреветься.
– Дин? – Джон осторожно приподнимает его голову за подбородок и заглядывает ему в лицо – это нелепо, но именно в этот момент он по-настоящему осознает, как сын похож на Мэри. – Дин, поговори со мной.
Детские кулаки упираются ему в грудь, но почти сразу Дин перестает вырываться.
– Эй, все хорошо. Все будет хорошо, – бессмысленно повторяет Джон. – Ну же...
Он подхватывает сына на руки, встает и расхаживает по кухне, не зная, за что взяться.
Дин держится за него, крепко.
– Сэмми проснулся, – неразборчиво произносит он, и утыкается лицом Джону в плечо, словно не хочет, чтобы его видели.
Будто в подтверждение этих слов из комнаты доносится плач младенца. Джон бездумно улыбается и вместе с Дином идет к колыбели. Сэмми кричит, он утихает лишь на миг, когда отец склоняется над ним, и снова надрывается от крика.
– Почему он плачет? – бормочет Дин Джону прямо в ухо. – Он болеет, да?
Джон кивает молча, словно теперь это он – кто не может говорить, и сильно прижимает к себе сына.
– Когда я был маленький, – говорит четырехлетний Дин, – когда я болел, ма... – он проглатывает слово, – брала меня на руки и пела. И все было хорошо.
Джон осторожно опускает его на пол и притягивает к себе.
– Все будет хорошо, – негромко произносит он. – Мы вылечим Сэма.